Великий театральный режиссёр, Константин Сергеевич Станиславский, учил нас, что всё самое интересное происходит в тишине, в зоне молчания. Мне недавно довелось убедиться в его правоте.
Это было весной. На дворе ласковый май, «солнце льётся прямо с крыш». Я стоял на трамвайной остановке возле Дафи, на Салтовке. Рядом со мной – мужчина лет 40-45. Стоим. Ждём.
Мимо остановки прошла девушка. Совсем рядом с нами. Молодая. Красивая. Длинные распущенные волосы. Стройные ножки из-под короткой юбчонки. Мой сосед проводил её пристальным взглядом. Пожалуй, чересчур пристальным. Для меня ситуация перешла в жанр слегка скабрёзной комедии. «И смеётся он, и хохочет он, злой шутник, озорник Купидон». Её герой (мой сосед по остановке) показался мне эдаким пацаном-переростком, поскольку я сам придерживаюсь правила «никогда не смотри ей вслед». Я не ханжа, ценил и ценю женскую красоту, но некоторых правил, которые я установил сам себе, всё-таки придерживаюсь.
Девушка, ничего не подозревая, шла «в потоке солнечного света», и удалялась от нас. Десять метров. Двадцать. Мой сосед по остановке буквально пожирал её глазами (кажется, так говорят заправские литераторы?). Мне стало ясно, что дело не в гормонах, потому что мимо нас прошли и другие девушки. Тоже красивые. И в коротких юбчонках. Но он не обратил на них ни малейшего внимания. Скабрёзная комедия для меня плавно сменилась лирической мелодрамой. «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь». Присутствовать при чужом страдании – тяжкий труд, присутствовать при зарождении чьей-то влюблённости – удовольствие. Мой главный герой изменился в моих глазах, теперь он стал для меня солидным мужчиной, который не лишён, однако, способности к лирическим переживаниям.
Девушка удалилась метров на триста, и теперь манящие изгибы её тела рассмотреть было невозможно. А он всё смотрел ей вслед. Тротуар сделал поворот, и она скрылась из вида. Я полагал, что спектакль окончен. А он по-прежнему смотрел ей вслед. Только теперь он смотрел куда-то в пустоту. Точнее куда-то внутрь себя. Его глаза вдруг наполнились тоской, да такой, что мне стало как-то не по себе. Вот-вот на его щеке появится слеза. Мне показалось, что ему стало тяжелее дышать. Это было похоже на физическую боль. Лирическая мелодрама сменилась для меня драмой. Или даже трагедией. Теперь мой герой определённо вызывал у меня не желание съязвить, а живой интерес. Кто они друг для друга? Они были когда-то знакомы? Или нет? Она ему кого-то напомнила? Возможно. Возможно, она нечаянно разбередила его давнюю, но так и не зажившую душевную рану. И он представился мне человеком, который умудрён долгим жизненным опытом. «Я пережил и многое, и многих»…
Ещё долго я был под впечатлением от увиденного. Я подумал, что из нас троих только девушка не узнает о произошедшем ничего. Она не узнает ничего, даже если прочитает этот пост. А жаль…
Это было весной. На дворе ласковый май, «солнце льётся прямо с крыш». Я стоял на трамвайной остановке возле Дафи, на Салтовке. Рядом со мной – мужчина лет 40-45. Стоим. Ждём.
Мимо остановки прошла девушка. Совсем рядом с нами. Молодая. Красивая. Длинные распущенные волосы. Стройные ножки из-под короткой юбчонки. Мой сосед проводил её пристальным взглядом. Пожалуй, чересчур пристальным. Для меня ситуация перешла в жанр слегка скабрёзной комедии. «И смеётся он, и хохочет он, злой шутник, озорник Купидон». Её герой (мой сосед по остановке) показался мне эдаким пацаном-переростком, поскольку я сам придерживаюсь правила «никогда не смотри ей вслед». Я не ханжа, ценил и ценю женскую красоту, но некоторых правил, которые я установил сам себе, всё-таки придерживаюсь.
Девушка, ничего не подозревая, шла «в потоке солнечного света», и удалялась от нас. Десять метров. Двадцать. Мой сосед по остановке буквально пожирал её глазами (кажется, так говорят заправские литераторы?). Мне стало ясно, что дело не в гормонах, потому что мимо нас прошли и другие девушки. Тоже красивые. И в коротких юбчонках. Но он не обратил на них ни малейшего внимания. Скабрёзная комедия для меня плавно сменилась лирической мелодрамой. «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь». Присутствовать при чужом страдании – тяжкий труд, присутствовать при зарождении чьей-то влюблённости – удовольствие. Мой главный герой изменился в моих глазах, теперь он стал для меня солидным мужчиной, который не лишён, однако, способности к лирическим переживаниям.
Девушка удалилась метров на триста, и теперь манящие изгибы её тела рассмотреть было невозможно. А он всё смотрел ей вслед. Тротуар сделал поворот, и она скрылась из вида. Я полагал, что спектакль окончен. А он по-прежнему смотрел ей вслед. Только теперь он смотрел куда-то в пустоту. Точнее куда-то внутрь себя. Его глаза вдруг наполнились тоской, да такой, что мне стало как-то не по себе. Вот-вот на его щеке появится слеза. Мне показалось, что ему стало тяжелее дышать. Это было похоже на физическую боль. Лирическая мелодрама сменилась для меня драмой. Или даже трагедией. Теперь мой герой определённо вызывал у меня не желание съязвить, а живой интерес. Кто они друг для друга? Они были когда-то знакомы? Или нет? Она ему кого-то напомнила? Возможно. Возможно, она нечаянно разбередила его давнюю, но так и не зажившую душевную рану. И он представился мне человеком, который умудрён долгим жизненным опытом. «Я пережил и многое, и многих»…
Ещё долго я был под впечатлением от увиденного. Я подумал, что из нас троих только девушка не узнает о произошедшем ничего. Она не узнает ничего, даже если прочитает этот пост. А жаль…
PS Мои литературные миниатюры можно почитать здесь:
Комментарии
Отправить комментарий